Я, Хобо: Времена Смерти - Страница 105

105

Небывалое - или забытое? - предчувствие разбудило меня. На запутанных пересечениях яви и сна я ещё понимал взбудоражившее меня и старался понимание запомнить, но обретший объём плеск речной воды в борт дома с перерябью отсветов на потолке пополам вдруг объявили меня реальности, а я не тот человек, что бежит столкновений, и я двинулся навстречу, но, сделавши шаг, в очередной раз убедился - все попытки запомнить для дальнейшего использования тексты сна, смыслы сонных обретений, - тщетны, блёклы, несущественны, и наверное остаётся лишь крупный ледяной пот по всему телу да неприятное сознание, что никогда мне не узнать будущего заранее.

Голый поверх покрывала я лежал и меня бил озноб, да такой, что стучали зубы, и неритмичность зубной чечётки мешала мыслям собраться в единой точке, получить вектор в виде команды к действию, и следовательно, - не получалось у меня прийти в сознание вполне, как подобает опытному речнику и рыбобору. Наверно похожее испытывают малые твари в ночь перед катаклизмом. Необъяснимая дрожь, зуд в лапах и - включается ужас, ужасный и множественный, стадный, и только и единственно бегство опрометью прочь представляется возможным, только и единственно; бегство как таковое, без отношения к внешним подробностям и, главное, без малейших рефлексий - как ты там, мол, драпающий, выглядишь со стороны. Однако способность выстраивать слова в порядок, языковое мышление, убеждающее (меня самого) в корректности ориентации сознания к предоставленной лично мне временной оси, проводящей вдоль себя ощущаемую мной реальность, восстановилась полностью за немногие минуты умствования антропоцентрика меня о сущностях малых сих. Я сел на кровати и дотянулся до сервиса на тумбочке в изголовье.

Полуоткрытые на ночь жалюзи открылись совершенно. Они занимали почти половину площади трёх стен спальной, выходящих на реку. Целую вечность жизни моей эти жалюзи, их происхождение и механизм связи их с сервисом представляли для меня неразрешимую загадку. Дом на плоту построил я своими руками, топором и лазером, но нет в моей памяти ни минуты, потраченной на покупку (или изготовление) и установку сложной системы горизонтальных тростниковых планок; я рисовал проект дома на песке пляжа, оставшегося тераметры назад (помню), и не помещал я (помню) в проект решительно никаких двигающихся планочек или реечек; притом сервис у меня двухкнопочный, "освещение - кондиционирование", и что жалюзи работают при нажатии обеих кнопок одновременно, я выяснил случайно; впрочем, загадка жалюзи отнимает у меня несколько секунд по утрам и вечерам; а о вмешательстве Кого-то или, пуще того, Неких Сил в подготовку моего путешествия я думать отказываюсь, тем более что оно (вмешательство) только лишь (по всему выходит) обеспечением удобства регулировки естественного освещения спальной и ограничилось. Ужасно я замёрз нынче… Всё-таки, означает ли принципиальная невспоминаемость конкретного события, об имении места коего свидетельствует неопровержимая реальность, что между "волей и решимостью к" и "результатом" не происходило никаких физических усилий и перемещений, и "результат" воплотился в натуре как бы сам собой, то есть произошло чудо?

Тьфу. Удобная вещь - жалюзи, но хватит о них - ужасно холодно мне, выстудило реку за ночь, мне только насморка недостаёт… То ли я его включил случайно, давя на кнопки, то ли комнатный обогреватель сообразил мой дискомфорт самостоятельно, но вдруг из-под подоконника начал с гудением вываливаться сквозь решётку осязаемыми комками тёплый - почти горячий - воздух. Я скатился с кровати, растянулся на циновчатом полу, и тепло стало попадать мне на грудь, сильно теребить сомкнутые ресницы и, отталкиваясь от кончиков волос по всему телу, плавно взмывать к потолку, уступая место новой порции себя. Через три минуты и пятьдесят секунд я согрелся. Поднялся на ноги и, потирая исколотые циновкой плечи и задницу, взял с полки кружку и вышел на веранду напиться.

В моём кресле-качалке сидел Хич-Хайк и ждал меня.

Я узнал его моментально, хотя он очень изменился внешне. Как не узнать сапиенса, вылечившего тебя от смерти? У кого как, но над моей благодарностью время не властно.

- На реке тебя зовут Ваарл, действительно? - спросил Хич-Хайк приветственным тоном.

- Меня всегда зовут Ваарл, дружище Хич-Хайк, - возразил я. - Что река? Полоска в мире.

Он улыбнулся и кивнул, и похлопал по подлокотникам кресла.

- Я тут покатался на твоём, - сказал он.

- Вэлкам, спаситель, - сказал я. - Могу ещё предложить тебе выпить воды.

- А я выпью, да, - сказал он. - Хочется пить.

В отличие от меня, он был одет. В нечто, вызывавшее на язык смутное слово "скафандр". Катая шёпотом смутное слово на языке, я нацедил водички из кувшина-влагососа, свисающего со стены на плетёном шнурке, и протянул кружку Хич-Хайку, и он, начав пить и запрокинув голову, стукнулся затылком об обод сдвинутого назад головного убора из стекла и железных полос, и пил подаренную воду до дна кружки, держась за ушибленное место.

За ночь дом, судя по марке на измерительном шесте, на очередной сантиметр осел. Хич-Хайк вернул мне кружку и поблагодарил, а я вернул ему его благодарность. Я нацедил водички на свою долю и длинными глотками, подолгу задерживая каждый во рту, выпил утреннюю норму.

- Сны, - сказал Хич-Хайк, дождавшись, когда я поставлю кружку на перила веранды. - Сны. Засыпаем мы, а просыпаемся… кто? Я пошутил. Мы - просыпаемся и засыпаем. Сны начинаются сразу при пробуждении. Никто не знает, когда мы спим. Вдруг мы никогда не спим? - Он помолчал. - Не интересная мысль?

105